ОТЦЫ И ДЕТИ.

Как наши дети похожи на нас и как отличаются. Впрочем, схожесть, в основном, внешняя.

Генетика уже перестала быть продажной девкой и, благодаря ей, мы с улыбкой отмечаем у них наши черты лица, походку, жесты, манеру разговора.

На внутреннюю схожесть, по всей видимости, действует среда обитания и примеры для подражания. И, похоже, этими примерами мы не являемся.

 Мы в своё время не только были внешне похожи на наших родителей, но и старались на них походить внутренне. 

Наши даже не стараются.

Удивительное наше поколение. Мы следовали советам наших родителей, а теперь прислушиваемся к мнению наших детей. 

Наши дети прислушиваются только к советам своих жен. 

Ну, да ладно. Продолжу жаловаться.

Как-то я подумал с похмелья, что, если бы у нас всех трещала голова, и оставалась одна таблетка обезболивающего, кому мой сын её бы отдал.

На этот тест мой сын ответил неожиданно.

- Конечно, тебе, папочка. Мы, ведь, химию не употребляем.

Я, слегка польщенный, легкомысленно пошёл дальше.

-  А если шторм в море, а мы на лодке и один круг?

Опять ответ меня обескуражил:

- Учиться плавать надо было, папочка.

Больше я не сомневался. Наверное, так и должно быть.

Большую часть времени наши дети заняты, озабочены, обеспокоены и напряжены.

Для расслабления они позволяют себе путешествия, оставляя детей нам.

Тогда мы становимся занятыми, озабоченными, обеспокоенными и напряженными.

Они носят вещи из NewmanMarkus и Bloomingdale, на руке у них матово серебритсяRollex.

Когда им наряды надоедают, а часам изменяет точность хода, мы начинаем носить вещи из дорогих магазинов. Знакомые с уважением смотрят на наши швейцарские часы.

Если мы заболеваем - молоденькие медсестры в госпитале обворожительно нам улыбаются и поправляют постель. Когда мы становимся немощными – nursinghome гостеприимно распахивает перед нами двери.

И мы с нетерпением ждем пятницы, когда приходят наши чада. 

Улыбающиеся, спешащие и поглядывающие на часы, они скороговоркой рассказывают об успехах наших внуков.

Вскоре они начинают посматривать на дверь, ожидая прихода медсестры с лекарствами, торопливо чмокают нас в щеку и со словами "ну, я побежал или побежала" неловко поднимаются.

Нам неловко и им неловко. Уже в дверях они оборачиваются, и следует американское "Iloveyou, dad" или "mom". 

А мы ждем следующей пятницы.

Говоря о внуках, следует сказать, что любовь к детям, спрятанная последние тридцать лет под личиной напускного равнодушия, вырвалась наружу пружиной несдерживаемых эмоций и искреннего умиления.

Мы любим этих маленьких существ в два раза больше, чем своих детей и в четыре раза больше, чем любят их родители.

Когда при встрече внуки бегут к нам, родители облегченно вздыхают.

Когда они бегут к своим родителям и крепко обнимают их за шею, мы ревнуем.

Наши дети питаются и одеваются лучше нас, хотя мы ненамного меньше зарабатываем. Пока.

Они выбрасывают недоеденное и выливают недопитое.

Мы стараемся доедать и допивать всё, что давно уже следовало бы выбросить.

Остаток дня мы стараемся далеко не уходить от туалета, кляня жадность и глупость одновременно.

Они меньше заботятся о бюджете и больше о здоровье.

У нас - всё наоборот.

Наши попытки вытянуть их на откровенный разговор обычно заканчиваются провалом. Они быстро переводят разговор на более важные темы.

Например, " Могли бы вы посидеть с внуками в выходные?" или " не хотели ли бы вы заплатить за летний лагерь?"

Как-то, в очередной раз, я пожаловался на недостаток внимания со стороны нашего сына.

- Он работает, у него семья, - в очередной раз попыталась защитить его моя жена.

Я с горечью заключил:

- Ближе жены нет человека.

- Он это понял раньше тебя, - заметила она.

Мы недовольны, когда дети редко нам звонят.

Детям не нравится, когда мы им звоним часто, 

Что же делать? – задумался я. – Может, сказать, что вместо звонков будем к ним приходить? 

Наши дети - либералы и борцы за всеобщее равенство и справедливое распределение доходов, хотя, в большинстве своём они аполитичны. Они политкорректны и исповедуют принципы равноправия и братства. Они нетерпимы к расовой, гендерной и религиозной дискриминации, им хочется провозглашать марксистские идеи и воплощать утопические идеалы.

Этим, как раз, нас трудно удивить. Если бы они не были нашими детьми, было бы правильным пожелать им пожить в нашем прошлом. Хоть немного.

Самое удивительное, что они помнят нашу любовь и наши отношения в их детстве. Они, оказывается, берегут в памяти смешные и нелепые эпизоды своей юности. Они знают, что без нас они бы не состоялись, как личности. Они полны благодарности нам за моральную и материальную поддержку в отрочестве.  ... И заботу в течение всей их жизни.

Им известно, сколько здоровья нам стоили бессонные ночи, когда они болели. Сколько нервов мы потратили, ожидая результатов их экзаменов. Как хотелось нам видеть их счастливыми и удачливыми, и сколько было выпито нами за их здоровье.

Удивительное наше поколение. Мы поднимали и поднимаем тосты за наших родителей, наших детей и наших внуков.

Трудно представить себе, что бы наши дети поднимали тосты за нас. Я, вообще, сомневаюсь, что бы они их поднимали. Для нас тост – это традиция, базирующаяся на вере в то, что это действительно может помочь. Успехам, здоровью, благосостоянию...
И мы искренне старались укреплять и приумножать эту веру.

Но, вернёмся к отношениям отцов и детей.    

Их любовь и уважение к нам – бесконечны. 

Они потрясены нашими чувствами к их детям. Благодаря нашей помощи им удавалось выкраивать время для личной и, в том числе, и интимной жизни.

Они могут сказать об этом красиво и эмоционально. И они скажут. На красивом английском и добротном русском.

Только мы, к сожалению, этого не услышим. 

- А о чём-то хорошем, позитивном ты можешь сказать? - спросите вы меня.

- Могу, - отвечу я. - Без них наша жизнь была бы скучной и бесцельной. К тому же, она была бы значительно короче.

Так что: " We love you, kids!"