ПОЕЗДКА В ПРОШЛОЕ.

Прошло лишь пять лет после нашего последнего визита в столицу Беларуси. Хотел написать "независимой", но передумал. Это лишь частично было бы правдой.

Влияние могущественного старшего брата чувствуется везле. Политическое, экономическое, культурное. И освободиться от этого влияния, по-видимому, не удастся. Да, и не очень-то хочется.

Ну ладно, не наше это заморское дело. 

Двадцать три года назад мы переехали в Америку, но сейчас мне вновь захотелось приехать сюда, подышать воздухом детства, прильнуть к истокам, окунуться в народную гущу, насладиться зеленью парков и отведать мачанки, смажанки и драников. Почитать наивную спортивную прессу, походить по заброшенным паркам, отдохнуть на давно не крашеных лавочках. Беззаботно погулять по городу, с которым связана большая часть жизни. Покататься на старых дребезжащим трамваях, поглазеть на усталых пассажиров, невольно или вольно сравнивая их с теми, пятилетней давности.

Небольшой срок, конечно, но перемены заметны.

Город заполнен молодёжью, одетой модно и ярко. Поэтому он и выглядит празднично и привлекательно. Именно она, молодежь, украшает столицу, а не подсвеченные дома сталинской архитектуры, претенциозные современные здания и построенные россиянами тяжеловесные жилые высотки.

Молодёжь заполняет вечерний транспорт и дорогие супермаркеты. В них изредка можно было наблюдать, как не спеша, с сознанием собственной значимости проходят бизнесмены средней руки, волочимые молодыми спутницами.

Сейчас они направляются в примерочные, где и будет решена судьба части их накоплений. Бизнесменам не очень хочется идти туда, но реноме и гордость не позволяют им дать задний ход.

На экранах телевизоров или первый канал, или "батька", бессменный президент.

Он гордится, благодарит, хвалит и прославляет. Но, чаще клеймит, грозит, ругает и призывает следовать. В противном случае накажет, лишит, выгонит и посадит.

Строг батька, но справедлив. Несогласные сидят, остальные молчат.

Улицы одел в мрамор, тротуары - в гранит. Город – красавец!

На этом бюджет закончился. На пенсии уже не хватило.

Но кого это волнует, ведь город так красив.

В поездах метро тихо, все на телефонах. Пьяниц не видно, да и что им здесь делать, поговорить не с кем.

Вообще, согласно моим наблюдениям, их жизнь сильно изменилась. Эти пережитки прошлого и раны общества ушли в подполье. Будучи преследуемы правоохранительными органами (согласно указа президента), они неведомо где, по вечерам живут своей тайной интересной жизнью. Зато утром, группами и в одиночку, с мутными глазами и трясущимися руками, в надежде стоят они у баров и кафе, ожидая открытия. С утра выпил – день свободный.

Правоохранительные же органы в это время отдыхают после напряжённой вечерней вахты. Указ президента распространяется только на вечерние часы.

Вот так человек приспосабливается к изменениям окружающей среды.

Служба безопасности метро бдит на совесть. Мою маленькую сумку с зонтиком проверяли особенно тщательно в специально оборудованной комнате. Информация о ней передавалась на другие посты, где её также добросовестно просвечивали. По всей видимости, её хозяин не внушал операм доверия. Думаю, ориентировки тоже были разосланы.

Демография за эти годы несколько изменилась. Иногда попадаются чернокожие, явно нестуденческого профиля.

Встречаются китайцы, внимательно изучающие карту города и задающие вопросы на английском, который нелегко понять. Однажды на станции метро Купаловская я встретил немолодого мужчину, похожего на еврея. Он дико на меня взглянул и поскакал на поверхность. Возможно, это "последний из могикан", а, может, также приехавший из-за "бугра" в поисках встречи с молодостью.

Двадцать первый век крепко держит город в своих объятиях. И нет уже дребезжащих трамваев, заброшенных парков и некрашеных скамеек.

Короче, не получилось у меня свидания с моим ностальгическим прошлым.

Лишь в старых микрорайонах душа немного оттаяла при виде мусорных ящиков моего времени, подъездных дверей, не крашенных с того же времени и слегка нетрезвых пенсионеров, вросших в лавочки.

Зато мои ожидания были полностью компенсированы в санатории «Белоруссия», в Юрмале, куда нас после Минска занесло на неделю.

Пакеты процедур по вашему выбору, пятиразовое питание, проживание в просторных номерах со всеми удобствами, предлагаемый от души сервис. Недорого, в пяти минутах ходьбы от балтийского взморья, море, сосны, дюны....

И почему мы приехали на такой короткий срок?

Поселились, осмотрелись.

Тут время остановилось ещё до перестройки. Я плакал ностальгическими слезами, видя в нашем скромном даже по тем временам номере две продавленные курортниками кровати, маленький телевизор с торчащей сзади трубой кинескопа, бывший когда-то полированным журнальный столик и обшарпанный шифоньер работы неизвестной мебельной фабрики.

Линолеумные потрескавшиеся полы были застелены ковром, первенцем Витебского коврового комбината. Стены были украшены скромными репродукциями неопределенных расцветок. 
Пейзаж завершал небольшой туалет с висящими над крохотным унитазом ржавыми трубами. В таких туалетах обычно хорошо себя чувствуют и успешно размножаются тараканы. Справедливости ради, надо сказать, что в тот памятный вечер я их не увидел.

Зато в этот вечер на журнальном столике, как в доброй сказке появилась белорусская водка, камса, частик в томате, нарочанский хлеб, и все неудобства были моментально забыты.

Я вновь почувствовал себя «совком», и это мне было даже приятно. Номер нам обменяли, но «совковые» сюрпризы поджидали в других местах.

Во время оздоровительных процедур, не слишком обильного питания и предлагаемого от души сервиса я вновь почувствовал себя маленьким зависимым человечком, которого могут быстро поставить на место и даже наказать, если его поведение не впишется в свод правил и инструкций, предусмотрительно указанных в путёвке.

Вначале мне это нравилось. Делай как все, не задумывайся и не спрашивай, всё уже продумано за тебя. Отдыхай, расслабляйся.

Потом что-то начало раздражать. Я начал задавать вопросы, ответы на которые не были предусмотрены в инструкциях.

Ответы эти обычно были стандартными:

 «Спросите у директора», «у нас такие правила» и «мужчина, не мешайте работать».

Один ответ меня ошеломил:

«Не нравится, отдыхайте у себя, в ИзраИле»

- Я не из ИзраИля, - постарался я сохранить интонацию.

- Тем более, - резонно ответила немолодая медсестра, ответственная за ингаляцию.

До боли родная Беларусь. Дорогой братка белорус.

 Узнаю тебя, воспитанного соседями в любви ко всем инородцам, образованного родителями в перерывах между застольями, эрудированного пацанами в подворотнях, взахлёб читающего красочные издания, купленные в подземных переходах. Я сам лично видел одно. На обложке был изображен кусок мацы с каплями крови. И безобидное для незнающих название. «Берегите младенцев».

Ты прав, соотечественник моей молодости.

Позорно сбежал целый народ, повинный во всех бедах и лишениях как всей страны, так и граждан в отдельности.

Греют свои жирные тела на пляжах Эйлата, Майами и прочих Гаваев.

Живут в своих домах, ездят на кабриолетах, смотрят мюзиклы, пьют виски, фальшиво улыбаются и хотят держать весь мир в страхе и повиновении. И, похоже, не смотрят первый канал. Югославию и Ирак мы им не простим.

А лечиться приезжают к нам и задают при этом свои хитрые вопросы.

 Стараясь загладить свою вину за бестактное поведение и сохранить добрые отношения, я подарил ингаляционной медсестре сувенирную бутылочку рижского бальзама. Медсестра, демонстрируя полное презрение к взяткам, поставила её на подоконник и забыла. Так и стоял мой целительный сорокаградусный презент среди бледных колбочек и пробирок.

Интересная история произошла потом. Я пустил слух, что ингаляции, обычно делавшиеся с эвкалиптом, по распоряжению главврача можно получить с рижским бальзамом.

Вскоре, проходя мимо его кабинета, я взглянул на огромную мужскую очередь, концом своим упиравшуюся в регистратуру.

Ингаляционная сестра, красная от переживаний, уткнулась в бумаги. Мой забытый сувенир, привлекая внимание лечащихся, по-прежнему маячил на подоконнике.

Тогда же произошёл ещё один забавный случай.

Главврач по моей просьбе для улучшения сна и релаксации назначил мне ванны с мелиссой. Мелисса – это трава, как раз дающая этот эффект.

Кроме того, Мелисса –достаточно распространённое женское имя в Америке. Я не мог удержаться, чтобы не пошутить с девушками, работающими в водолечебнице, обыгрывая этот факт.

Когда первый раз я спросил, ждёт ли меня Мелисса в ванной, то встретил удивлённое молчание. Правда, затем ситуация изменилась, и понятливый персонал спокойно, с милой улыбкой реагировал на мою очередную шутку.

Мужчины, ожидающие очереди на водные процедуры, с интересом прислушивались к нашим диалогам, доносящимся из ванной комнаты.

По рассказам сестрички это закончилось тем, что один из них попросил ванну с …Матильдой.

Как и любому приличному санаторию, "Белоруссии" по штату был положен массовик.

Бывший спортсмен Вагин на условиях бартера, занимал эту важную позицию.

В обмен на свою культурную и спортивную работу он получал проживание и стол.

Стремясь быстрее интегрироваться в латышскую среду, Вагин слегка изменил свою фамилию и звался теперь ВАгинас, что при неправильной постановке ударения вызывало некоторое недоумение.

Во время пятиразового питания массовик Вагинас появлялся в столовой, именуемой рестораном, и хорошо поставленным голосом объявлял вечернюю программу. Объявления он перемежал с анекдотами брежневских времён, чем чрезвычайно расположил к себе отдыхающих.

Своим самым серьезным достижением он считал строительство теннисного корта на территории санатория. В связи с ограниченным местом размеры корта были подкорректированы. Кроме того, мешала сосна, росшая прямо на месте задней линии. Борцы за экологию срубить её не разрешили, поэтому было принято гениальное решение обойти её.

Так и построен был корт с кривой задней линией, плавно огибающей двадцатиметровую сосну.

Представляю чувства игроков, знающих, что их может ожидать сзади.

Впрочем, Вагинас успокоил меня, сказав, что кроме него на корте никто замечен не был.

 Вечером в вестибюле санатория наш знакомый с неправильным ударением превращался в Ди-джэя, отрабатывая стол и проживание.

Музыка была жесть. Зажигали гомельские дети, проходящие курс оздоровления.

Вот на них было действительно приятно смотреть. Невинные создания с трагическим прошлым своего города.

Наша добрая знакомая и подруга жены, которую тоже занесло из Чикаго на этот островок прошлого, предложила массовику организовать литературный вечер с моим участием.

Заинтересованный в разнообразной культурной программе, Вагинас встретился со мной в вестибюле для обсуждения деталей.

На стене мерцал большой плазменный телевизор, гордость санатория. Президент Беларуси в военной форме предупреждал страны НАТО о суровом отпоре.

- Какова тематика Ваших рассказов? - спросил меня спортсмен-массовик.

- Разная, - уклончиво ответил я.

Вагинас насторожился.

- Могу я их почитать перед Вашим выступлением?

- Зачем?

- Боюсь, директору может не понравиться.

- Значит, и директор должен прочитать?

Он опустил глаза.

- А ему не надо показывать? – я кивнул в сторону военного в телевизоре.

Вагин вздохнул, сделал налево кругом и с достоинством удалился.

На шестой день пребывания моя жена сказала;

- И почему мы приехали на такой долгий срок?

Действительно, почему?

И, наконец, последнее впечатление о поездке в прошлое.

Мы сидели в аэропорту Хельсинки, ожидая посадки в ставший родным Чикаго. Двое молодых скандинавов, высокий парень, блондин и не менее высокая блондинка с мальчишеской стрижкой лениво хрустели чипсами, глядя на лайнер, идущий на посадку. Ни одного слова за пятнадцать минут.

- Эти горячие финны, - негромко произнес я.

Девушка внимательно посмотрела на меня и обратилась к своему спутнику:

- Пойдем, покурым.

Я вспомнил полную оптимизма рекламу, виденную в окне какого-то туристического агенства города-героя:
"Попробовав Европы вкус,  домой вернётся белорус"